В выходной день утро в гостиную Слизерина приходило несколько раз, всякий раз встречая всё новые лица. Впрочем, точно так же оно заглядывало в любую другую гостиную в этом замке, приветствуя жаворонков, сов и каких-то странных птиц, просыпающихся в районе полудня с желанием убивать. Последним был Уоррен Уоррингтон, капитан сборной Слизерина по квиддичу, который вылетел из спальни юношей седьмого курса с ревом раненого носорога. Кроме всего прочего, он был в одних пижамных штанах, мокрый как мышь и зол на весь мир. За секунду до его фееричного появления в гостиной, из той же двери вылетел Митчелл с шестого курса, перепрыгивая на ходу через кресло, журнальный столик и пару первокурсников. Вслед Митчеллу, спасающему свою жизнь, и Уоррингтону, спасающему имя, нёсся хохот, переходящий в задушенные хрипы, как если бы смеющийся действительно умирал от смеха.
- Тебе тоже достанется! – выкрикнул капитан в сторону двери спальни, и продолжил беготню по залу с не слишком умелым лавированием между  предметами  и людьми. В результате погони Митчелл оказался загнанным в камин, куда он рухнул, зацепившись за решётку. Подпалены на заднице как месть за ведро воды в качестве будильника вполне удовлетворили оскорблённого, и он пошёл дальше учинять справедливый суд, надеясь, что, для своего же блага, Керроу всё таки сдох от смеха. Впрочем, он оказался живучим, и, главное, весьма предприимчивым.
- Давайте забудем этот инцидент, - с важным видом предложил Амикус, встретив судью и его первую жертву на выходе из ванной комнаты.  – Прогуляемся до Хогсмида. Я угощаю. Тебя, Уоррен, за поруганную честь, а тебя… - парень подмигнул Митчеллу, - за незабываемое шоу, потому что ни черта мы не забудем вид нашего капитана в мокрых штанишках.
Результатом этого смелого заявления стал подзатыльник, от которого Амикус сумел увернуться, и подножка, от которой не успел. Впрочем, всё это было настолько привычно, что ни Митчелл, устроивший своему долго дрыхнувшему капитану водные процедуры, ни Амикус, усердно науськивающий его на забаву, не испытывали угрызений совести, а сам объект шутки вполне был готов простить всё это за угощение, хранившееся под стойкой бара в трактире «Кабанья Голова».
Младшие курсы разбрелись по территории Школы, особо усердные готовились к семестровым контрольным и экзаменам, а старшие курсы, начиная с восторженных третьекурсников, никогда не видевших рождественского Хогсмида, и заканчивая скучающими выпускниками, протаптывали дорожки в деревню. Уоррену и Амикусу стоило бы остаться в Школе и готовиться к экзаменам, но одно только упоминание о них уже вызывало тошноту, а контрольная по зельям в понедельник – презрительное фырканье.
- Вот как ты умеешь испортить настроение,  - скривился Амикус, в ответ на напоминание старосты, в обязанности которого входило помнить о том, о чём студенты предпочитают забывать. - Ты же знаешь, старый Слизень не поставит мне выше «У».  Он до сих пор не может понять, как я оказался в классе подготовки к ЖАБА. Честно говоря, я тоже не знаю, что я там делаю.
Уроки, контрольные, строгие и не очень учителя, каникулы и экзамены – Амикус сам не знал, чего ждёт от всего этого. Он как никогда чувствовал, что ему опостылели волнения из-за оценок и отработок, а каждый добавленный или отнятый у факультета балл и разговоры об этом вызывали лишь раздражение. Даже серо-зелёный шарф на шее злил, и зелёные перчатки, такие же, как у ещё сотни ребят из подземелий. Сняв перчатки, он засунул их в карман, размотал шарф и оставил раскрытым воротник плаща, радуясь, что хотя бы свитер не серый и не зелёный. Из вредности Керроу сейчас надел бы даже красно-золотой.
- А мне Макгонагалл назначила дополнительную домашнюю работу за то, что вместо того, чтобы перекрасить волосы Моллисон, я перекрасил ему саму, - Митчелл как мог пытался разрядить угрюмое молчание товарищей, но упоминание декана Гриффиндора, которая явно возненавидела игроков Слизерина ещё больше после того памятного матча, было ошибкой. А вот фамилия выскочки Моллисон…
- Так это был ты? Я видел её, бегущую в больничное крыло, она была красная в жёлтый горошек, - очевидно, что сей экзотичный вид доставил Уоррену большое удовольствие, потому что от его плохого настроение не осталось и следа.
- В жёлтый горошек? Я красил её просто в красный, - задумчиво ответил Митчелл, пытаясь вспомнить, во что он там раскрасил несчастную хаффлпаффку.
- Один чёрт получилось лучше, чем было, жаль я этого не видел, - участь бедняжки Эбби Моллисон, ставшая результатом неумелого волшебства и чьей-то шутки, послужила возвращению хорошего настроения, и слизеринцы пересекли границу Хогсмида в полагающемся им отличном расположении духа. 
- Эй, мальчики, совсем зазнались, - рядом оказалась группа девчонок, хихикающих и стреляющих глазками, - поклонниц совсем не замечаешь, капитан, - говорившая улыбалась во все тридцать два зуба и теребила кромку шарфа, который свисал ниже, чем подол её юбки.
- Ну отчего же, замечаю, - Уоррингтон, оправдывая ожидание поклонницы, провёл взглядом по этому самому шарфу, подолу юбки, которому был явно противопоказан даже лёгонький ветерок, и цветным гетрам на стройных ножках. Девчонки снова захихикали и всей стайкой упорхнули прочь, на прощание послав воздушные поцелуи и приглашение зайти часам к шести в «Три Метлы». – Керроу прихвати, без него Каролина скучает, - новый взрыв смеха сопровождался мучительным стоном самого Керроу.
- С каждым годом эти девчонки становятся всё дурнее, - проворчал он вслед, пряча своё довольное тщеславие за выдуманным недовольством.
- И красивее, - добавил Митчелл, которому внимание доставалось меньше, а потому страданий друзей он искренне не понимал. – Что не так с этой Забини? Она же первая красавица на факультете.
- Да всё не так, - проворчал Амикус, вспоминая первое и последнее своё свидание с этой куклой. – С ней даже целоваться скучно, она всё время думает о том, что голову не так повернула или задышала не в той тональности.
- Какой ты разборчивый, - фыркнул шестикурсник, на которого самая красивая девушка факультета на обращала внимания, - она красивая, ей не полагается быть умной.
- Не скажи. Обычная дурочка не сможет прикинуться такой дурой, - парировал Амикус и толкнул дверь «Кабаньей Головы», ныряя в душный сумрак низкого зала. Бармен проводил школьников мрачным взглядом, однако безропотно достал из-под стойки пыльную бутылку и разлил в мутные стаканы вино. Все трое школьников были совершеннолетние, а заведение сие славилось тем, что  тут не задают вопросов. Факультетские шарфы и школьные значки никогда не смущали хозяина, а вот сами школьники заходили сюда не часто. В отличие от «Трёх Мётел» недружелюбная атмосфера этого места сама отпугивала праздно любопытствующих.
- За Слизерин и победу над рейвами, - капитан провозгласил тост, и два его загонщика безропотно выпили за мечту о факультетском кубке.
- Я слышал, они хотят заменить своего охотника. Третий номер, кажется, всё время забываю, как его зовут, - честно говоря, информация была не подтвержденной и из ненадёжного источника. Не считать же бывшую девушку этого охотника, наверняка желающую его ужалить побольнее, и распускающую слухи о проблемах в команде, надежным источником. Но если эти слухи верны, то это не слишком хорошие новости.
- Этот лопух мне нравился, - посетовал Уоррен, вспоминая последние пару голов, забитых едва ли не руками этого паренька. – Ну и пусть катится. Всё равно победа за нами – змеи разобьют орлов в воздухе.
Разговоры о квиддиче перетекли с планов на победы к воспоминаниям о победах, потом пошли беседы о поклонницах, к мальчишкам присоединились два других охотника, притащив с собой новости о том, что где-то там опять повздорили компания Поттера и Снейп, а Лили Эванс прилюдно отвесила Джеймсу пару подзатыльников. Керроу во всеуслышание заявил, что с такими друзьями как эта девчонка, Поттеру и враги не нужны, потому что мисс Эванс вполне успешно выставляет лохматое недоразумение на посмешище все школы. Впрочем, после этого он добавил, что девчонка симпатичная, и жаль, что она хотя бы не полукровка. После этого шутки уже посыпались в сторону Каролины Забини.
- Это ж надо было так целовать Керроу, чтобы он после начал жалеть, что Эванс – грязнокровка! – хорошо, что Забини этого не слышала. Впрочем, эту мысль, пронёсшуюся в голове мельком, тут же развил один из охотников, парень с пятого курса. Он предложил немедленно найти обеих девчонок и сообщить им открывшуюся правду и объявить соревнование.
- Интересно, Забини позеленеет от зависти, а Эванс покраснеет от злости? - В тот миг, когда гиены в лице Уоррена и Митчелла с энтузиазмом поддержали идею с устройством турнира «по поцелуям», дверь трактира распахнулась, и в луче света появились две фигурки.
Радостный возглас «Амикус!» мгновенно установил гробовую тишину там, где только что пятеро мальчишек смеялись до колик. Амикус медленно повернулся, встречая улыбающийся взгляд сестры. Рядом с ней оказался Гарольд Саксон, которого, разумеется, знали все присутствующие. Эта жизнерадостная парочка была настолько не правильна здесь и сейчас, что Керроу не сразу понял, что, собственно, не правильно. В первый момент голос разума, тоже пребывая в шоке, спросил «А где третий?», пытаясь найти, где во всей этой ситуации ошибка. И только пару секунду спустя родился главный вопрос:
- КАКОГО ЧЁРТА ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?!
Схватив Лекс за руку, а Саксона, особо не церемонясь, за шкирку, разъярённый Амикус выволок их на улицу под гогот своих товарищей, кричащих вслед что-то про то, что конкурс девушек Керроу обязательно будет судить его сестра.
- Гулять? Если вы не заметили, я уже гуляю, со своими друзьями, - продолжал рычать оскорблённый Керроу, попутно соображая, что Алекто успела услышать и увидеть, и что из этого расскажет отцу. Можно было не сомневаться, что Эрсусу очень не понравится, что его сын в выходные в деревне распивает алкоголь неизвестного происхождения в сомнительных местах и говорит только о квиддиче и девушках.
- Сколько раз я просил не мешать мне, когда я с товарищами?! – Амикус, игнорируя присутствие Гарольда, пытался донести до сестры всю свою злость, но куда там. Это же милая маленькая Алекто, папочкина любимица, да и своего брата тоже, чего уж греха таить.
- Ладно, давай договоримся, - секунду рассматривая Саксона, будто собираясь с мыслями, Амикус снова посмотрел на сестру, чьё лицо совмещало в себе обиду, лукавство и что-то ещё. – Ты забываешь, куда я хожу гулять и с кем, и не мешаешь мне. А я уговорю отца пригласить этого, - кивок в сторону Гарольда, - и Крауча к нам на Рождество.
Кто сказал, что Амикус Керроу не сможет отомстить? Амикус Керроу всегда сможет отомстить зарвавшейся сестрице и её друзьям.
- Загуляю вас до смерти, - приблизившись к уху сестрёнки, доверительным голосом сообщил он, а потом перевёл взгляд на её спутника. – Устрою вам ледовое побоище.
Одним движением уронив обоих нарушителей покоя в сугроб, Керроу вернулся в трактир, где его встретили новыми шутками и предположениями о том, сколько сейчас рук и ног у тех двоих, что только что приходили, и способны ли они после справедливо понесённого наказания связно разговаривать. На что Амикус ответил многозначительное «всё впереди».

За окном раздался стук. Эрсус поднял голову и встретился взглядом с огромными жёлтыми глазами филина, сидящего на карнизе. Птица, судя по всему, сидела там не одну минуту и стучала уже не раз – её успело припорошить снежком, а перья, поднимаемые ветром, стояли дыбом. Вид у крылатого почтальона был несчастный, и почти так же стал выглядеть в этот миг и Эрсус Керроу. Эта сова принадлежала его старшему сыну и была «детским» почтальоном. Её появление на карнизе почти всегда означало дурные новости, а в конце семестра вероятность таковых была стопроцентной. Амикус редко писал письма, и каждое из них в постскриптуме содержало приписку об испорченном табеле, попадании в больничное крыло, выговоре от учителя, или нанесении тяжкого телесного вреда кому-то из игроков квиддичных команд. Старший Керроу с тоской посмотрел на календарь, сообщающий яркими огоньками и сверкающими снежинками о том, что через несколько дней наступит Рождество.
- Ну почему нельзя хоть раз соврать, или просто недорассказать? Хотя бы подождал до Нового Года, что ли, - ворча себе под нос, Эрсус встал из-за стола, свалил на пол половину бумаг, сложенных на краю шаткой стопкой, проклял эти бумажки, запнулся о ножку дивана по дороге к окну, открывая форточку чуть не сшиб филина с карниза. Сегодня определённо был не его день. Он внимательно посмотрел на конверт, всё ещё надеясь увидеть на сургучной печати какой угодно оттиск, только не вензель «А». Надеждам сбыться было не суждено.
Привычно пропуская большую часть письма, написанного мелким не слишком разборчивым почерком, отец сразу нашёл строку, начинающуюся с P.S.
«P.S. К нам на Рождество приедут друзья Алекто – Барти Крауч и Гарольд Саксон, её однокурсники. Можно?»
Эрсус замер, потом ещё раз прочитал эту совершенно не информативную строку. Вернулся к основному письму, перечитал его, но не нашёл ничего, кроме поздравлений с наступающими праздниками и сообщение о решении провести каникулы дома. В голове сразу зароились тревожные мысли, начиная от «кто ты такой, и что ты сделал с моим сыном?» и заканчивая «что он там натворил вместе с этими мальчишками, что решил сбежать из школы на каникулы?» Потом исследователь взял верх над взволнованным отцом, и, казалось бы, бессмысленный набор слов начал обретать смысл.
«То ли вопрос, то ли утверждение, в конце которого поставили вопросительный знак из вежливости. Амикус совсем совесть потерял».
Уже через минуту от взволнованной строгости ни осталось и следа, Эрсус расхохотался, кидая листок на стол, и сам рухнул в кресло, по пути подбирая из пачки на полу чистый лист. Перо заскользило по бумаге, выводя ответ, а филин, сидящий на подоконнике, грустно смотрел на улицу, где уже сгущались сумерки и поднимался ветер. Сове предстояла долгая дорога обратно в Школу.
***

Кинув письмо в тарелку, филин тут же унёсся под потолок Большого Зала, боясь, что его ещё куда-то пошлют. Амикус с выражением отвращения на лице вытащил из холодной липкой каши конверт и вскрыл печать. Точно так же как и отец, он первым делом прочёл постскриптум. В их семье всегда всё самое важное писали там. 
«P.S. Понятия не имею, в счёт чего ты откупаешься от сестры обещанием привести в наш дом её друзей, и не думаю, что хочу это знать. Но напоминаю, что тебе давно пора стать взрослым, и отставить свои детские выходки. В это Рождество хозяином дома будешь ты, и вся ответственность за праздник будет на тебе. Сложишь полномочия после Нового Года, и я очень надеюсь, что к тому времени дом ещё будет стоять там, где стоит, в целости и сохранности. Счастливого Рождества».
Теперь пришла пора Амикуса смеяться и удивляться тому, как отец умеет обращаться со словами. На языке строгого «папочки-Керроу» эта отповедь означала следующее: «Детские выходки, сын, пора веселиться по-взрослому. Оставляю вам дом, постарайся его не спалить».
Начертав несколько слов на клочке пергамента, Амикус сложил его в журавлика и запустил на другой конец стола, где в окружении поклонников сидела Алекто. Пусть радуется – вся их троица проведёт праздники в уютном доме Керроу. Под зорким приглядом, который, помнится, Амикус и обещал.
***

В первый вечер каникул Амикус смог заставить себя только дойти до кровати и рухнуть на неё. Отец уехал ещё утром, приехавшие вечером дети нашли только записку на столике в холе, открытку и пару коробок в яркой обёртке. Коробки нужно было сложить под ёлку, но Эрсус не подумал облегчить своему сыну задачу – он даже не приступал к украшению дома, и, разумеется, никакой ёлки тоже не было. Домовики, явно науськанные хозяином, в ответ на вопрос, какие приготовления к празднику необходимо сделать, только кланялись и пищали «всё, что мастер Керроу пожелает». Для начала он пожелал горячую ванну и спать.
Утро началось в пять часов, которые и утром то назвать язык не поворачивается. Барти и Гарольд должны были приехать только после обеда, потому что заезжали домой, но к их появления Керроу всё ещё не были готовы. Превозмогая весь ужас раннего подъема, Амикус собрал срочное совещание штаба, состоящее из него самого, и двух домовиков. Он, как генерал, знал что нужно, домовики, как солдаты, знали как это сделать.
Пунктом первым шла ёлка. Точнее – первым, вторым, третьим и четвёртым. Потому что было решено, что одна ёлка – это банально, а ёлки в каждой гостиной и одна главная в большой приёмной – это как раз то, что нужно. Потом был предпринят дерзкий набег на чердак, откуда были спущены трофеи – сундуки с праздничными украшениями. Амикус решил, что трофеи бедноваты, и отправил одного из своих верных солдат в разведку боем на Косой Переулок на предмет добычи новых безделушек. Эльф вернулся через пару часов, нагруженный свёртками и свёрточками, со связкой бубенцов на ушах и рождественским венком на шее. Поступило предложение наплевать на ёлки и оставить этого эльфа на каминной полке. Эльф обиделся.
Проснулась Алекто, разбуженная беготнёй, возбуждённым шепотом и громкими хлопками перемещений домовиков, пытающихся оказаться везде и одновременно. Наверное, вид её старшего брата в пижамных штанах, с охапкой еловых веток в руках и рождественским бубенчиком в левом ухе вместо серьги был достойным началом праздничного марафона. По крайней мере, он хотел на это надеяться.
- У нас ещё омела есть, развесить? – спросил домовик, улыбаясь и подпрыгивая на месте. Впрочем, от одного взгляда господина эта воплощённая лопоухая радость съежилась и попыталась спрятаться за ёлку.
- Омела? И кого ты предлагаешь под ней целовать? – Амикус бросил выразительный взгляд на сестру, которая в скором времени окажется в компании двух мальчишек. В опасной компании, между прочим. – Даже не вздумай, - пригрозил он эльфу и отправил его на крышку колдовать огоньки на карниз.
Ещё совсем недавно пустой и недружелюбный дом преобразился. Амикус велел жарко растопить все камины, и огонь прогонял из комнат сырость и холод. Каждый тёмный угол был освещён золотым огоньком, три гостиных обзавелись пушистыми ёлками в окружении диванов и кресел, а в приёмной, где проходили все семейные вечера, воцарилась настоящая королева ёлок в золотом убранстве. Перила лестницы были увиты гирляндами из остролиста и еловых лап, по всему дому стоял свежий чистый аромат схваченной морозом хвои, гвоздики и корицы. Домовики варили какао и глинтвейн, и с кухни тянуло такими запахами, что не дышать полной грудью просто не получалось.
А между тем, день только начался. У Амикуса было ещё одно важное дело, которое стоило завершить до наступления вечера. Оставив сестру заканчивать с украшением дома, Керроу оделся потеплее и, словно в прорубь, нырнул в морозный солнечный день из дверей.
Косой Переулок был переполнен людьми. Все куда-то спешили, толкались, поскальзывались на свежем ледке, падали, цепляя соседей и долго потом извиняясь. У какой-то старушки порвался бумажный пакет, и из него на мостовую покатились яблоки, а следом брякнулся большой кусок карамели в обёрточной бумаге, похожий на кирпич. Молодая девушка в распахнутой мантии, с разлетающимися по плечам кудрями, врезалась в Амикуса и тут же отскочила в сторону с извинениями, смеясь и желая счастливого Рождества. Пожилой маг у магазина магических приборов оступился и сел на порог, прижимая к груди свёрток с новым телескопом и сразу же, сидя там на пороге, принялся осматривать свою покупку на предмет повреждений. Он так напомнил Амикусу отца, что он тут же зашёл в лавку и купил набор линз для отцовского телескопа и новый бинокль для прогулок, которые так любит старший Керроу.
А дальше…дальше Амикус не представлял, что делать. Он просто шёл среди толкающейся толпы, рассматривая витрины и надеясь на случай, вроде того, на пороге у лавки приборной оптики. Ноги сами привели его в магазин «Всё для квиддича». Мётлы, мантии, мячи, игровые защитные доспехи, флаги команд, портреты игроков – всё это было атрибутами таких как Амикус, но вряд ли подошло бы кому-то из друзей Лекс или ей самой. Разве что…Протолкавшись к прилавку, парен подозвал запыхавшегося продовца.
- Скажите, у вас есть снитч, - договорить он не успел, продавец принялся перечислять, какие сверхбыстрые снитчи у них есть, и с какими автографами знаменитых ловцов. – Мне нужен абсолютно новый снитч. Тот, кого никто не касался, понимаете?
Через двадцать минут довольный Амикус вышел из магазина с небольшой коробкой, в которой бился снитч, совершенно дикий, не знающий обнажённой человеческой ладони, но уже заклеймённый. На его золотом боку вилась гравировка «Фортуна. Поймай меня!»
Дальше на пути оказывались кондитерские, мастерские, безделушечные лавки, аптека, кафе – это всё было не то. Но книжный магазин, конечно, всегда идеальный вариант. Здесь и народу было не так много, как в других магазинах, и вели себя эти люди тише. Бесцельно бродя между полками и витринами, Керроу пытался думать. Что можно подарить девочке, которой скоро исполнится четырнадцать? Если книгу, то какую? Будет ли она интересна, и не окажется ли в скором времени подпоркой для шатающегося стола? Вытащив руку из кармана, Амикус скользил подушечками пальцев по корешкам книг, проходя вдоль лабиринта шкафов, пока пальцы не наткнулись на мягкую шелковистую кожу переплёта. Это оказалась не книга, а большой фотоальбом. Тяжёлый и толстый, он наверняка сумеет вместить в себя целые годы человеческой жизни, и с его страницы будут так тепло смотреть глаза давних друзей. Само то для девочки, которая скоро станет девушкой. Она уже обзавелась своей собственной жизнью. Взять хотя бы её друзей – они заняли своё место в её сердце, потеснив брата, долгое время царствовавшего там в одиночестве. Пришла пора признать, что Лекс, маленькая Лекс, станет взрослой и самостоятельной. И сам Амикус, стоя посреди книжного зала с этим фотоальбомом в руках чувствовал себя неожиданно взрослым. Может быть потому, что совершил взрослый поступок? Всё таки отец был прав, оставив это Рождество сыну.
Свёрток с альбомом присоединился к коробочке со снитчем. Оставался ещё один подарок, для человека, которого Амикус не знал вовсе. Барти Крауч, загадочный тихоня, отличный ученик, чистокровный маг. Многое это говорит о человеке? Мудрость гласит – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
«Твой друг – Алекто, верно, Крауч? Так кто же ты?»
Думать не получалось, слишком было вокруг шумно даже для книжного магазина. Слишком много радости, слишком много суеты, слишком много света. Как иногда бывает в доме Керроу, когда у Алекто хорошее настроение, и она превращается в маленький ураганчик. А когда ей плохо, дом переполнен болью, потому что ни радоваться ни грустить тихо маленькая фурия Алекто не умеет. Может быть это ответ на вопрос, кто же такой Барти Крауч?
Взгляд, бесцельно блуждающий вокруг, наткнулся на шкаф с шкатулками. Одна из них, из полированного дерева, простая и изящная, с парой выдвижных ящиков и откидной крышкой, показалась на что-то похожа. Или на кого-то.
«Может быть это ты, Барти? Шкатулка, хранящая секреты? Пара ящичков, доступных всем, пара – под замком, наверняка есть и секретные ящики, с двойным дном и кодом. Ты тих, внимателен, тебе доверяют, и ты оправдываешь доверие. Всё видишь, всё слышишь. Хранишь в себе и свет, чтобы осветить тех, кто во тьме, и немного тьмы, для тех, кто ослеплён светом».
В шкатулке был отдел для письменных принадлежностей, выдвижной ящик для конвертов и бумаги, и что-то вроде картотеки – для открыток. Небольшое изящное хранилище тёплых слов, приветов и хороших пожеланий. Почему бы и нет?
«Надеюсь, это всё не бред моей воспалённой фантазии. Я встал сегодня в пять утра, и не отвечаю за свою адекватность».
Нагруженный пакетами, прихвативший по дороге большой моток обёрточной бумаги, Амикус вернулся домой. Из гостиной доносились голоса – гости уже нагрянули, пока хозяин разгуливал по магазинам. Прошмыгнув в свою спальню как можно тише, Керроу запер дверь и разложил покупки. К маленькой коробочке с пленным снитчем он прикрепил бирку с припиской «открывать осторожно, подарок может улететь», и именем адресата «Гарольд Саксон». Шкатулка для Барти обзавелась мятым коконом из густо-синей бумаги с серебряными звёздами. В один из ящичков Амикус запихал набор открыток, для начала.
Последним упаковал подарок для сестры. На первую страницу альбома он поместил свадебное фото родителей. На этой фотографии они были молоды, ослепительно счастливы, и вместе. Место на второй странице занял сам Амикус – фото было сделано прошедшим летом, в саду у пруда. Там шумели кронами высокие яблони, а в зарослях камыша фыркала выдра, живущая под ивой. Там у самой воды стоял недавно отпраздновавший совершеннолетие Амикус Керроу, мнящий себя взрослым.
«Вот так. Остальные страницы ты заполнишь сама, как пожелаешь».
Вызвав эльфа, он велел ему незаметно подбросить подарки под ёлку. С миссией домовик справился на ура, как всегда. А Амикус отправился на кухню за кружкой какао и зефиром, которые обещал своему замёрзшему носу и отваливающимся пальцам с самого утра. Нужно было согреться, прежде чем выполнять обещание устроить ледовое побоище.